Ветераны трудового фронта: Василий Иванович Мыльников

09.05.2015 09:42

В канун праздника Победы редакция Примпогоды встретилась с ветеранами, работавшими некогда в Приморском УГМС. Интервью с одним из них — Василием Ивановичем Мыльниковым — мы публикуем сегодня.

В свои 87 лет Василий Иванович не теряет бодрости духа и твердости характера, публикует свои рассказы в литературных журналах и прекрасно играет на балалайке.

О том, насколько ценным сотрудником и мудрым руководителем он был, написано немало лестных слов в сборнике об истории Гидрометеорологической службы Приморья, однако, даже они не опишут и малой доли удивительной личности этого человека.

Василий Иванович, когда вы учились на балалайке играть?

— С детства умею, меня никто не учил.

Скажите, пожалуйста, сколько вы проработали в Примгидромете?

С 1958 по 1991 год.

А до этого вы где-то специально учились, чтобы быть синоптиком?

— А я синоптиком никогда не был.

А кем вы работали?

— Сначала, или с конца?

Сначала.

— Сначала никем не работал, учился, 6 классов закончил, а потом… война началась…

А учились вы где? Здесь, во Владивостоке?

— Во Фрунзе (ныне — Бишкек. — прим. ред.). В глубоком тылу. В свое время много евреев туда уехало, и много ребят талантливых было. Затем, значит, война, завод — закончил 6 месяцев фабрично-заводского обучения, стал слесарем 4 разряда и делал патроны. Этими патронами, ну, наверное, сотня тысяч уложена убитыми. Почему? Потому что патроны выпускали вагонами. Вот вагон поставили — и будет вагон полный патронов… До сих пор у меня в ушах звон от пустых гильз.

А работал я слесарем 4 разряда по ремонту станков «Снарядка». Станки «Снарядка» выполняют окончательную операцию — то есть они берут гильзу, в гильзу засыпают нужное количество пороха, затем вставляют туда пулю и запрессовывают. Вот это все один станок делал. Эти станки мы и ремонтировали…

И всю войну вы так проработали?

— Да, проработал. А потом я поступил в Первое Московское ордена Ленина Военно-авиационное училище связи. Окончил училище, присвоили вместо лейтенанта сержанта, и отправили в авиацию. В авиации служил до 1958 года.

А где служили?

— Ой, везде служил. Начиная с Москвы, потом Тамбов, потом Воронеж. В Тамбове были высшие курсы слепой ночной подготовки летчиков офицеров, мы готовили самолеты и обучали высший состав, начиная с зам. командира полка до командира дивизии. Затем Воронеж. Вот это интересно, ребята. Это был 50 год, 4 года после войны, нас, несколько человек сержантов перевели в Воронеж. Человек 15–17. Мы приехали туда, идем по городу, а город весь разбит.

Не восстановлен еще?

— Да. Еще вообще никто ничего не делал. Город разбит, окна заколочены фанерой, тряпками. Нашли штаб дивизии в дивизии начальника тренировочного центра. Кочегарка, труба разбита снарядом. Домик небольшой, в этом домике —  штаб центра. Центр был приравнен к дивизии, там 2 дивизии стояли, вернее 2 полка. Нашли мы его, выстроились, выходит капитан. Такой, маленький, небольшой, как нам потом сказали — «дутик». А «дутик» — это хвостовое колесо у самолета. Сейчас садятся на носовое колесо, а тогда садились на два колеса спереди и одно сзади, под хвостом. И вот этот капитан говорит:

— Ну здорово, Тамбовские волки. — Мы же из Тамбова прибыли. — Знаете, зачем сюда приехали?

— Нет.

— Будете учить наш летный состав на реактивных самолетах летать… (смеется)

— Какие реактивные? Вы и на картинке их, небось, не видели, эти реактивные самолеты?

А уже через 4 месяца прилетели первые самолеты. ИЛ-28, средние бомбардировщики. Вот мы начали переучивать летный состав с поршневой авиации на реактивную. То есть средний бомбардировщик, фронтовой, кстати говоря, он до сих пор, по-моему, служит.

Об учебном полете, на этом самолете, я написал рассказ, опубликовал вот в таком журнальчике (показывает) — «Последний полет полковника» (Приморский литературный журнал «Изба-читальня». — прим. ред.).

Затем мне присвоили звание младший лейтенант и перевели в отдел боевой подготовки. Там стоял тренажер, сверхсекретный, и на этом тренажере я готовил штурманский состав по слепым бомбометаниям. В 54 году, наш центр расформировали, как выполнивший свою задачу. Т.е. уже переучили весь летный состав, закрепленный за нами, и необходимость в центре отпала. На вооружение пришли новые реактивные самолеты… Понимаете, за 4 года! Вот были темпы! А меня перевели на Север, под Архангельск. Там есть станция Обозерская. Официальное название дивизии было Киркинесская, а название городка – городок имени Полбина, а в народе — Тарзановка. И, главное, письма, которые посылали с адресом: Архангельская область, Тарзановка, — они приходили как часы.

А в 1958 году была демобилизация. Меня несколько раз не пустили в академию, из-за отсутствия специалистов, и я разозлился, написал рапорт об увольнении и приехал сюда, во Владивосток. Устроился работать в Приморский радиокомитет (располагался на ул. Уборевича. — прим. ред.), где меня сделали заместителем по технике. Взял меня на работу, зам. председателя, а когда председатель приехал, я ему не понравился. Да мы с ним и не говорили толком. Зам. говорит: «Ты знаешь, председатель недоволен. Что делать?». Я говорю: «На заявление!»

Потом иду как-то на пляж мимо института (Дальневосточный научно-исследовательский гидрометеорологический институт. — прим. ред.), споткнулся, значит, о дверь и думаю, дай зайду. Так и зашел в 1958 году.

Скажите, а когда вы летчиков готовили, вы уже чувствовали, что все, прошла война, что не понадобятся больше военные летчики?

— Такое чувство меня никогда не посещало, я даже не думал на эту тему. Ведь что значит, не будет войны? Гитлер ставил перед собой определенную задачу. И кто бы ему что ни говорил, он стремился к решению этой задачи. Другие государства ставят свои задачи. Они не считаются с остальными странами, они выполняют свою задачу. Поэтому кто из руководителей массы государств какую задачу себе поставит — неизвестно. Понимаете?

А расскажите, в Приморской метеослужбе вы на какой должности работали? Споткнулись, пришли и кем стали работать?

— Инженером по радиолокации, начальником бюро проверки гидрометприборов, инженером по радиолокации на судне, в качестве члена экспедиции. Потом я был зам. начальника отдела гидрометсети, начальником экспедиции, потом начальников экспедиции трансформировали в зам. капитана по науке.

На «Океане» и на «Ширшове» был (научно-исследовательские суда ДВНИГМИ. — прим. ред.). По «Ширшову», кстати, этот момент описан в моем рассказе «Корабль науки, Академик Ширшов» — приход корабля во Владивосток и отказ рулевого управления на выходе из Ангарского пролива. Затем меня назначили начальником вычислительного центра, затем главным инженером института и зам. начальника управления по технике. А после пошел на пенсию.

Как вы считаете, когда вы споткнулись и решили зайти — это был счастливый случай?

— Я расскажу одну вещь, из своей биографии, которая вас поразит, во всяком случае, меня она поразила. При службе в Обозерской, я познакомился с девушкой. Белоруска, во всех отношениях положительный человек, собрался жениться. При разговоре она сказала, что у нее болезнь — красная волчанка. И у меня что-то мелькнуло — красная волчанка, и я задал вопрос полковому врачу: майор, так и так — что это такое? «Не женись». Он мне внушил, что нельзя жениться, детей не будет и прочее, и прочее. И вообще, болячка такая, которая не вылечивается. Я не стал жениться, демобилизовался, приехал во Владивосток и встретил свою дражайшую. Женились, родили, воспитываем, и где-то когда ей лет было 45–50, вдруг у нее обнаружили системную красную волчанку. Вот как это назвать?

Судьба?

— Судьба… То есть не перепрыгнешь. Так и здесь, шел споткнулся…